Определение времени суток - это едва ли последняя из всех их функций. Часы давно уже существуют вовсе не для того, чтобы показывать время. Они для того, чтобы показывать всем, что теперь твое время. И что твое время дорого. Очень дорого. Владелец "элитных" часов - вроде как властелин времени. Вроде как...
И тут становятся как-то особенно понятными внутренние, не осознанные до поры до времени пружины патриотического сыроборчества. Не позволим натовским сырам пахнуть на наших просторах! У нас тут своя духовитость, то есть духовность, то есть... ну в общем понятно.
Есть такое известное высказывание поэта Иосифа Бродского: "Память, я полагаю, есть замена хвоста, навсегда утраченного нами в счастливом процессе эволюции". Изящное это соображение кажется мне вполне пригодным для того, чтобы послужить отправной точкой для некоторых последующих.
Иногда кажется, что родной язык, то есть свой рабочий инструмент, они, эти литераторы, эти, так сказать, коллеги, постигали при посредстве карманного разговорника. Понятно же, что из такого разговорника легко можно извлечь и запомнить насущные и, главное, необычайно полезные в хозяйстве вещи.
Например, утверждается, что дождь пошел, потому что я раскрыл зонтик. Или наводнение случилось потому, что первый этаж дома вдруг оказался под водой. Или война в одной стране началась потому, что были введены санкции против другой, причем уже после того, как случилась эта самая война.
О явлениях и проблемах современного цивилизованного мира они рассказывают примерно так же, как во времена милого их сердцу ГУЛАГа кто-нибудь из "политических" пересказывал блатарям, соседям по бараку, произведения мировой классики. За пайку, разумеется, - не из любви же к искусству.
Можно теперь с облегчением, граничащим с восторгом, в драных трениках с тесемками и в линялой майке-алкоголичке, ни от кого не таясь и ничего не стесняясь, расхаживать по дому, сладко почесывая задницу, задушевно порыгивая и в голос позевывая от навалившейся вселенской скуки.
Сколько я себя помню, от этого праздника исходило ощущение расщепленности. Мне казалось, что в один и тот же день отмечаются вещи разные. Хотя и там, и там речь шла о победе, о войне, о доблести, о тяжелых лишениях и утратах. И там, и там. Но совсем разной была стилистика. Совсем разными были интонации.
Целый день волчара играл роль недокормленной сиротливой дворняги. А вечером возвращался в зоопарк, где тоже полагалась казенная пайка. И поэтому его ежедневные самоволки довольно долго оставались незамеченными. Днем он был вроде как бродячей собакой, а ночью - волком в законе.
В этом месте раздаются оглушительные аплодисменты хорошо натренированной антифашистской массовки, на экране на секунду показывается обескураженное лицо гостя, а вслед за ним во весь экран светится самодовольная физиономия ведущего, сразившего наповал незадачливого апологета фашизма.
Такой зритель оскорбляется не потому, что его чувства оскорблены, а потому, что они задеты. Он возмущается. Он говорит: "Мы тут с супругой сходили в театр, чтобы отдохнуть, а нам тут вон чего показывают. Верните деньги за билет. Или нет, денег не надо. Лучше привлеките режиссера к уголовной ответственности".